(no subject)

помню как начальник на моей первой работе рассказывал про армию: "а он напился, говорит «где мой ремень?» я говорю «да вот!» а он напился, не видит: «где мой ремень?» а я, понимаешь?, показываю ему: «да вот!» а он мне хуякс прямо по лицу! а потом еще! понимаешь? я говорю: «да вот, ВОТ твой ремень!» — а он мне хуякс по лицу!" я проникновенно кивал головой (пацан реально к успеху шел, и такая засада).
звали его игорем, был он мелкий, деятельный и закомплексованный. фактически тащил на себе измайловское подсобное хозяйство вместе с несколькоми отмороженнми друзьями. были кролики, лук в теплице, павлины и свянья ника, которую все любили. потом, когда начальник гаража андрющенко, любивщий орать своим подчиненным «что, ханку жрали?», выпер всю эту честную компанию натуралистов-энтузиастов, игорь и ира делили нику. ира была злобная нервная сука, игорь предлагал, издевательским тоном: «а давай тебе хвост, а мне печень и сердце?» ира кричала: «все поровну!» — «ир, хвост тоже что ли поровну? ну давай мне почки и печень, а тебе сердце и хвост?» — «Я СКАЗАЛА ВСЕ ПОРОВНУ». потом пригласили специалистов.
ника ходила по саду и подбирала опавшие яблоки, когда я в первый раз пришел туда на работу осенью. сначала на всех работах все были ласковыми, я вообще поначалу умел производить хорошее впечатление. настолько, что даже несколько первых дней в медулище, где потом стал совершеннейшим парием, ниже травы тише воды, пользовался определенным успехом. но там были и другие такие, которые начали ярко, но быстро скурвились и были отчислены. что там еще было, на этой работе? там было много всего, что так просто не опишешь, например тот контраст между презрением, которое испытывал игорь (работник, бедняк, энтузиаст) к начальнику гаража хохлу андрющенко, и его унижением перед андрющенко, когда тому передали все наше хозяйство. андрющенко был близким другом директора парка грищенко, он считал игоря несерьезным человеком, чудаком и распиздяем, знал, что тот его презирает, и устроил ему веселое получение трудовой книжки. вся компания свалила, я остался, работал фактически один, с тремя сторожами, дежурившими сутки через трое. тогда я заметил одну закономерность: если с первого взгляда мне не нравился человек, то потом у меня устанавливались с ним хорошие, ровные отношения... игорь иногда звонил, я рассказывал ему, как разваливается хозяйство на станции, кролики дохнут, навалили какую-то кучу говна посреди грядок... он довольно хмыкал. на самом деле он был одним из тех людей, по отношению к которым я сохранял лояльность, хотя в общем-то их ненавидел — за всякие мелкие обиды и вообще. ненависть, вскормленная преданностью и щадящая свою кормилицу. потом я обнаглел. андрющенко стал привозить мне траву для кроликов на грузовиках, он в меня почему-то влюбился, кажется считал деловым и серьезным молодым человеком, а я расслабился, исписал все стены крольчатника мелом и стал рано уходить с работы. и вот я как-то не пошел косить травУ, как обычно, а кинул кроликам жухлую лебеду, которую привозили для подкормки, и собрался домой. он приехал, когда я собирался, спросил: «а свежей накосить?» я сказал: «не буду». он сказал: «тогда забирай трудовую книжку?» я ответил: «без проблем». так и закончилась моя работа на станции юннатов.




чарли, март 1992 г.